Краевед » Ср янв 27, 2016 11:46
Чертовски интересная страница в истории нашего региона.
В моем распоряжении не было достаточного количества архивных документов, которые хотя бы мало-мальски пролили на нее свет. Прежде всего, потому, что я не ставил перед собой цель разрабатывать именно эту тему: меня интересовал исключительно тот клочок земли, на котором потом вырос Краматорск. Ну, может, чуточку шире... Документы, которые мне удалось найти в архивах, дали мне возможность написать в 90-е гг. следующее:
"Расформирование слободских полков и учреждение Слободско-Украинской губернии в 1765 году лишний раз подтвердило серьезные намерения российского правительства, стремившегося к упрочению положения своего государства у южных границ. Объезды запорожцами границы показали, что и в порубежье со Слободской Украиной далеко не все ладно. В частности, в местах, расположенных по соседству с Изюмской провинцией. Не обошлось и здесь без выяснения отношений. Ведь каждая из сторон имела свое представление относительно мест прохождения пограничной черты. Довольно красноречиво свидетельствует об этом обнаруженное в Центральном Государственном историческом архиве Украины “Дело по Указу Слободской губернии вотчинного департамента о учинении Изюмского комиссарства города Изюма ( з жителями ) и слободы Тору жителям с смежествующими Войска Запорожского казаками в земляных дачах разводу” 83.
Для решения вопроса о “полюбовном разводе” земель Войска Запорожского и Изюмской провинции указом вотчинного департамента Слободско-Украинской губернии от 19 сентября 1768 г. был назначен изюмский комиссар Алексей Быстрицкий. Ему было велено отправиться к верховьям речек Орель или Кальмиус, где, по сведениям губернской канцелярии, мог находиться уполномоченный от Войска Запорожского полковник Афанасий Колпак, и вступить с ним в переговоры 84.
При встрече с полковником Колпаком депутаты от Изюмской провинции должны были “истребовать от их стороны на владение подлежащих наставлений и рассмотря по оным стараться обще в смежных Войска Запорожского з здешнею провинциею владениях полюбовный развод зделать” 85. Странное дело: от Быстрицкого в категоричной форме требовалось, “чтоб из стороны сей провинции (Изюмской — В.К.) правильного и старинного владения в обиду здешних жителей чего-либо отойтить не могло” 86. Похоже, чиновники вотчинного департамента не собирались уступать запорожцам ни пяди земли, занятой на то время слободскими помещиками и обывателями. Тем самым, предстоящие переговоры заведомо обрекались на неудачу. Впрочем, отрицательный исход встречи тоже был предусмотрен в указе. Во время переговоров комиссара обязали руководствоваться грамотами и наставлениями. Прежде, чем отправляться в путь, он должен был их “истребовать” от сотника Ивана Фесенкова, который до этого также являлся депутатом, но только при “разводе” земель Изюмской и Екатерининской провинций 87. Последняя, как известно, входила тогда в состав соседней — Новороссийской — губернии.
В переговорах с запорожцами предполагалось участие нескольких депутатов от Изюмской провинции. В качестве депутата и первого помощника Быстрицкому рекомендовали включить в состав делегации уже известного нам Степана Адамова. Демонстрируя служебное рвение, в рапорте комиссар поторопился заверить вотчинный департамент, что “на вышеописанные урочища реку Орель или Кальмиус, где полковника Колпака сискать могу, з полковым хорунжим Адамовым ... сего течения 20 числа отъехал” 88. На самом деле вышло по-иному. Адамов отказался ехать с Быстрицким на встречу с запорожцами. В рапорте от 24 сентября комиссар вынужден был исправить свою оплошность и коротко сообщить: Адамов по болезни ехать не может 89.
На Адамова губернские власти рассчитывали неспроста. Тот имел земельные владения в местах, близких к порубежью, и в Харькове, видимо, рассчитывали, что депутат будет лично заинтересован в благополучном исходе переговоров. Кроме того, были и другие, не менее серьезные аргументы. Во-первых, бывшего полкового хорунжего прекрасно знали в Изюмской провинциальной канцелярии и могли положиться на него в столь ответственном деле, как намечаемые переговоры. Во-вторых, Степан Адамов обладал опытом недавнего “развода” земель между Изюмской и Бахмутской провинциями. Этот опыт, безусловно, мог пригодиться в ходе спорного разбирательства с запорожцами.
О том, что С. Адамов “разводил” земли Изюмской и Бахмутской провинции, нам стало известно из рапорта в Изюмскую канцелярию, написанного самим хорунжим. В нем же детально изложены обстоятельства, по причине которых предложение Изюмского комиссара ехать в степь, чтобы встретиться с запорожцами, было Адамовым отвергнуто. Поскольку этот документ касается одного из действующих лиц краматорской предыстории, остановимся на его содержании более подробно.
Объясняя в рапорте причину своего отказа, Адамов, прежде всего, сослался на указ Слободско-Украинской губернской канцелярии. Согласно этому указу Степан Адамов, ротмистр Корнилий Капустянский и некий протоколист Тимошенков состояли “с прошлого 1766 году з декабря м( еся )ца в поставке на казенные кабаки горячего вина” 90. Помещик подчеркивал, что, при этом, его заботила не сколько личная выгода, сколько желание выполнить государственный заказ. В рапорте эту мысль он выражал так: “...Как яко мы ни с какого прибытка, но только к приращению государственного интереса” 91. Подряд предполагал поставку ( каждым из трех названных ) четырех тысяч ведер “горячего вина” в Тулу. Его размещение здесь, в Тору, было выгодно казне, потому что каждое ведро “вина”, купленное у торских помещиков, обходилось государству в 74 коп., а вне этой поставки губернская канцелярия закупала то же количество стоимостью в один рубль пять копеек. Получалось, что, берясь выполнить подряд, один только Адамов “противо тех продаж” терпел убыток в тысячу рублей. Это была огромная по тем временам сумма. Следовательно, никто, читая рапорт, не мог заподозрить Адамова в обмане или корысти в отношении государства, чей интерес для него был превыше всего. Так вот, к сентябрю 1768 года Адамову удалось выполнить поставку только наполовину. Правда, проблема заключалось в другом.
Срок выполнения подрядного договора составлял два года. На протяжении этого времени, в силу указа, Степана Адамова никто не имел права “в земские службы и ни в какие посылки употреблять и ставить”. И вдруг, будто с неба, на него свалилось предложение Быстрицкого, санкционированное Изюмской канцелярией. На дворе стоял сентябрь 1768-го. Более двух месяцев за Адамовым еще сохранялось право неприкосновенности! Он и воспользовался этим правом. Сославшись на указ от 1766 г., бывший полковой хорунжий написал в рапорте, почему он отказался ехать с Быстрицким на переговоры с запорожцами, а в довершение добавил: “К тому ныне я состою болен, так, что и из двора не исходываю, зачем по нынешней стуже ехать в те степные места никак не могу” 92. Рапорт Адамов закончил просьбой: ”Того ради Изюмской провинциальной канцелярии покорно прошу за предписанными обстоятельствами и за болезнью от той командирации меня уволить; и дать мне льготы, хоть на два года, как то и выше показано, что тот подряд мой состоит не для прибыли моей, но к приращению интереса, дабы не быть мне в крайней обиде” 93.
Судя по всему, Изюмская канцелярия оставила Степана Адамова в покое. На страницах документа, где отражено дальнейшее развитие событий в этой истории, его имя больше не упоминалось.
Неожиданное осложнение, возникшее на пути к переговорам, не смутило комиссара Быстрицкого. Не получив согласия Адамова участвовать в переговорах, он покинул Тор и в сопровождении довольно многочисленной группы всадников отправился в сторону запорожского зимовника Барвинкова Стенка.
Всадники двигались вдоль урочища реки Сухой Торец. Долго ехать не пришлось. Встреча с запорожцами состоялась раньше, чем они предполагали. Представители обеих сторон съехались близ устья речки Бычок, впадавшей в Сухой Торец с южной стороны. Запорожскую депутацию возглавлял полковник Колпак. С ним были “старшина” и казаки.
В соответствии с указом, Алексей Быстрицкий потребовал, чтобы полковник Колпак представил ему “укрепления” на земли Войска Запорожского. Тот приказал стоявшему рядом старшине Богдановскому зачитать копию с универсала, данного когда-то гетману Богдану Хмельницкому польским королем Стефаном Баторием. Согласно универсалу, запорожские земли по левую сторону от Днепра ограничивались речкой Орелью, а далее — линией, условно соединяющей “вершины” речек Орель и Кальмиус с устьем Дона. Какие-либо иные подробности относительно прохождения границы в королевском универсале не значились. В связи с этим, позднее Быстрицкий отметит в своем рапорте: “Впадающих же в реку Донец речек и никаких урочищ, что им (запорожцам — В.К.) владеть не показано” 94. Вероятно, на это же обстоятельство он указал во время переговоров и Афанасию Колпаку. В ответ на его замечание, запорожцы уточнили, что граница их владений проходит “по урочищам с вершины Орели, на усть речки Бритай, впадающей в речку Береку, а с оною Берекою в реку Донец, а от устья того Бритая чрез Велику Комышеваху, на тополю, которая стоит в могиле между вершиной, вышедших с Торца балок Бобровой и Курульчиной, а от той тополе на рог леса Черкаского, а от рога Черкаского и речки Торцу на урочище Серкову Гатку и чрез речку Торец на усть речки Казенного Торца, а от того устья Торецкого на вершину Кальмиюса и до устья реки Дону” 95. Как видим, последовавшее уточнение доказывает, что в районе Сухого и части Казенного Торца Войско Запорожское ограничивало свои владения Торской оборонительной линией, устроенной по решению русского правительства в 1684 году, в основном, силами казаков Харьковского слободского полка 96.
Указанный рубеж явно не устраивал депутатов от Изюмской провинции, и об этом они тут же, во время встречи, заявили запорожской делегации. Тогда запорожцы выдвинули компромиссный вариант “полюбовного развода” своих и изюмских земель. Он сводился к следующему: линия границы должна была протянуться “с вершины той же речки Орели и на тополь, а от тополь на усть речки Курулчиной и чрез речку Торец ( Сухой Торец — В.К. ) на речку Маячку, на хутор Бахмутского конного казацкого полку козака Данила Мораховского, а от того урочища чрез Грузкую на вершину Кальмиюса” 97.
Изюмчане не пожелали согласиться и с этим предложением. По утверждению Быстрицкого, такой вариант был чреват для Изюмской провинции отводом никогда ( “изстаре и до 765 года” ) не принадлежавших запорожцам земель “с поселением до пятидесяти хуторов владений по речке Торцу, с упадающими в ту речку Торец с обоих сторон речками ж и балками; по примеру в длину более тридцать, а по перечнику двадцать верст” 98. И снова в рапорте от 2 октября Алексей Быстрицкий замечал: ”... А оне толки изстаре и до 765 году владели и ныне владеют речками Орель и Самарью с их вершинами до вершин смежных Изюмской провинции владению речки Торца и выходных с оной речек же Локновахи, Бычка, Маячки и Грузкой...” 99. Заканчивая отчет о состоявшихся переговорах, комиссар подвел итог: “... И затем с ним, полковником Колпаком, и с будущими при нем полюбовного развода не учинено” 100.
Переговоры завершились. Они прояснили позиции обеих сторон, но конкретного результата не дали. Рапорт комиссара Быстрицкого поступил в Изюмскую провинциальную канцелярию, где, по прочтению, на нем появилась резолюция: “Докладывано октября 2 дня. Приказали: понеже, как из рапорта комиссара Быстрицкого значит, вышепоказанной Войска Запорожского полковник Колпак з будущими при нем присвояет во владение здешней провинции дач немало с крайней здешним жителям обидою, зачем и полюбовного разводу сделать не можно; и для того об оном на указ прописанием того репорта в Вотчинный департамент отрепортовать...” 101.
Встреча Быстрицкого и Колпака обострила земельные споры между администрацией Слободско-Украинской губернии и Кошем Войска Запорожского. Низовой Кош направил соответствующую промеморию в губернский Вотчинный департамент. Копия промемории была препровождена в Изюмскую провинциальную канцелярию, а оттуда — в Изюмское комиссарское правление. От него потребовали письменное “доказательство” принадлежности спорных земель Изюмской провинции, на которых изюмские обыватели и помещики населили хутора. Чтобы решить этот непростой вопрос, Изюмское комиссарское правление снова обратилось за помощью к так называемым поверенным, выбранным “от общества”, и к войсковым обывателям — старожилам города Изюма и войсковой слободы Тор.
И те, и другие собрались в правлении в январе 1769 года: изюмские — Мартын Торяник, Михайло Мережко, Василь Лобода; торские — Андрей Журавель, Алексей Шестопал, Иван Петренко, Иван Бугай да Федор Коломиец. Выслушав текст промемории, присланной из провинциальной канцелярии, собравшиеся заявили: “... Та земля, на которой Изюмские обыватели хуторами поселились, точно принадлежит к владению Изюмской провинции, а не запорожскому войску, потому что и в поминаемой в той промемории данного Гетмана Богдана Хмельницкого тому войску в подтверждение грамоты ... короля польского Стефана Батория копии универсала, впадающих в реку Донец, не одной речки и урочища, ни кои Изюмские хутора, не показано, а написано только от вершины речки Орели и до вершины речки Кальмиуса, а оттоль на усть речки Дону; да и, кроме того, как те запорожцы были под турецкою областию, то оной Изюмской провинции от тих запорожцев владению отмечено было с запрещением через оное в их тогдашние владения въезжать под жестоким штрафом в Изюмские казенные работы” 102. В заключение, как следует из документа, изюмские и торские уполномоченные единодушно подтвердили: “... По которых урочищах и ныне полюбовный развод с тем Запорожским Войском учинить должны” ( то есть, в соответствии с универсалом польского короля — В.К. ) 103. С надлежащим в таких случаях тщанием “доказательство” было изложено на бумаге и отправлено в Изюмскую провинциальную канцелярию, а та, в свою очередь, известила о нем Вотчинный департамент Слободско-Украинской губернии. Решение уполномоченных не могло быть иным. Невозможно представить, как эти люди рубили бы сук, на котором сидели сами. Земли в районе слободы Тор они тоже считали своими: еще совсем недавно их деды, отцы и братья проливали за нее кровь, отражая набеги коварных степняков.
Упорство, с каким стороны отстаивали свои интересы в спорах о праве на владение пограничными землями, доказывая, где должна проходить линия границы, в частности, с Изюмской провинцией, свидетельствовало о том, что взаимными претензиями и даже переговорами дело не закончится.
После неудачных переговоров, так и не закончившихся “полюбовным” разводом земель ни в 1768, ни в 1769 гг., запорожцы перешли к активным действиям. Их вдохновителем в наших местах стал полковник Гараджа, который, как утверждают, незадолго до этого основал зимовник Барвинкову Стенку ( ныне г. Барвенково ) и, начиная с 1769 года, взялся деятельно выполнять решение Войсковой Рады относительно новосербского и изюмского порубежья. Нам доподлинно неизвестно, коснулись ли тогда “запорожские своевольства” владений местных помещиков: Адамова, Таранова и Шабельского. Пока мы можем лишь предполагать, что да — таки коснулись. В чем состояли эти “своевольства”, видно из документа тех лет. Его процитировал один из историков XIX века в очерке “Предсмертная поземельная борьба Запорожья”. Автор очерка сообщал: “На Гараджу жаловались, что он и его команды “жалованныя к г. Изюму и к другим к сей провинции местам по грамотам казенных войсковых обывателей и владельцов, состоящия за р.Донцом от крымской стороны в разных урочищах, очищенные здешними жителями от прежних неприятельских набегов ... земли и всякие угодия отымают, к снятию насеяннаго на той земле хлеба и к косьбе сена не допущают, ездя вооруженную рукою, в немалом числе людей, обывателей, сгоняя из населенных ими в давних годах хуторов, бьют, грабят, и на той их земле целыми слободами населяют, принимая в уважение бежавших с разных мест и большею частию по смежности от здешних помещиков подданных, также и казенных обывателей, которые, тамо живучи, никакого государственного дохода не платят” 104. Эту жалобу изюмские “владельцы” изложили в своем доношении в Сенат в декабре 1772 года 105.
В дальнейшем переписка с Кошем, взаимные нарекания и жалобы продолжались. “Ме-мории” с Изюма регулярно попадали на стол губернатора Слободско-Украинской губернии Е. Щербинина, тот писал в Сенат или Кошевому атаману П. Калнышевскому... В свою очередь, запорожцы отвечали, что многие претензии слобожан беспочвенны или сильно преувеличены. Словом, каждая из сторон доказывала свою правоту. Между тем, тучи сгущались. И сгущались они над головами тех, кто пытался защитить право своего народа на свободу и независимость.
Жалобы на запорожцев продолжали поступать в слободскую канцелярию и на протяжении 1773 — 1774 гг. В конце 1774 г. терпение у Щербинина, кажется, лопнуло, и он предложил изюмскому воеводе выбрать “достойнаго человека и хорошаго во всем сведения” из числа офицеров и направить его депутатом от имени губернатора Слободско-Украинской губернии “с просьбой к ея императорскому величеству и в правительственный сенат”. Щербинин посоветовал воеводе собрать с изюмских обывателей 100 четвертей ржи, продать их, а вырученные деньги выдать посылаемому в С.-Петербург депутату на “тамошнее его содержание”. При этом, он рекомендовал изюмскому обществу снабдить депутата доверенностью “в искательстве о тех обидах и разорениях” 106.
В Изюме предложения главы слободской администрации, разумеется, восприняли как приказ, поэтому тут же приступили к их выполнению. Рожь с обывателей собрали, продали ее за 300 руб. и эти деньги вручили депутату, с кандидатурой которого проблем на этот раз не возникло. Судя по всему, в качестве материала для представления Щербинину, депутат получил на руки новую пространную “меморию”. В ней были изложены прежние жалобы на полковника Гараджу, утверждалось, что “оные запорожцы усиливаются владением жалованной земли до самой изюмской крепости, почему опасно, дабы с них некоторые по сущему своему воровскому состоянию не сделали нападения и не разграбили бы денежной казны”, а посему авторы жалобы просили то ли усилить имеющийся в Изюме воинский гарнизон, то ли дополнительно направить в крепость штатную роту солдат. В документе были названы новые имена предводителей, направлявших действия запорожцев. Руководство “злодеяниями”, кроме уже известного нам Гараджи, приписывалось полковнику Кулику, писарям Роменскому и Неживому. Текст “мемории” изобиловал подробностями. В ней указывалось количество похищенных запорожцами кур, яиц, свиного сала и т. п. Уже по традиции, ее составители выдвигали веский аргумент, дискредитирующий другую сторону: дескать, бежавшие от здешних помещиков подданные не платят казенные подати и долги, проживая в “их запорожских жилищах”. Авторы “мемории” в своих доводах зашли слишком далеко. Совершенно некстати они стали упрекать соседей за их бывшие переходы в “турецкое подданство”, заявляли о неблагонадежности запорожцев вообще 107. Словом, в ход были пущены самые разные, а, порой, и недипломатичные, аргументы. По мнению писавших, они должны были повлиять на правительство России таким образом, чтобы последовала реакция, выгодная слобожанам.
Кого же изюмчане назначили депутатом для поездки в Санкт-Петербург? Кому они доверили доклад императрице и Сенату по столь важному для них вопросу? Автор упомянутого очерка “Предсмертная поземельная борьба Запорожья” называет нам его имя: отставной капитан Таранов 108. Похоже, само по себе имя этого человека ни о чем не говорило историку прошлого века. Он и не заострял на нем свое внимание, поскольку цель его исследования состояла в другом. Однако, нам фамилия отставного капитана хорошо известна. У нас нет ни малейшего сомнения в том, что отставной капитан Таранов — это помещик Степан Сергеевич Таранов, основатель слободы Белянское — “прародины” будущей Краматоровки.
Назначение именно этого помещика депутатом для поездки к русской императрице и в Сенат с жалобой на земельные притязания запорожцев было отнюдь неслучайно. Имение С.Таранова находилось на значительном удалении от слободы Тор и врезалось клином в запорожскую территорию. В случае, если бы переговоры с Быстрицким завершились для запорожцев удачно еще в 1768 году, Таранов первый лишился бы здесь своих земельных владений. Таким образом, его личная заинтересованность в благополучном разрешении земельного спора с запорожцами, а также авторитет, которым он пользовался в Изюмской провинции, — вот аргументы, решившие вопрос в пользу его кандидатуры при выборе депутата, направляемого в 1774 г. в столицу Российской империи.
Желание украинского народа получить независимость было, что называется, не по нутру российскому правительству. И мы знаем, чем закончились, в конечном итоге, “Запорожские вольности” и земельные споры запорожцев: 3 августа 1775 года манифестом императрицы Екатерины II было объявлено об упразднении Сечи “с уничтожением самого имени запорожских казаков” 109."
Тогда, завершая эту тему, основываясь только на тех документах, которые были изложены выше, я сделал вывод, что Краматорск находился на исконных землях, принадлежавших запорожцам. Это был поспешный вывод? Судя по тому обилию источников, которые фигурируют в дискуссии в данной теме форума, мы очень мало знаем, чтобы делать столь однозначный вывод. Несомненно одно: на протяжении длительного времени власть, распространявшаяся на территорию, где ныне расположен наш город, не раз менялась. Я это теперь понимаю. Поэтому слово "исконный" применительно к землям, которые издавна принадлежали запорожцам здесь, на территории нынешнего Краматорска, наверное, слишком категорично, и можно лишь говорить об определенных этапах нашей истории, когда на указанную местность распространялось влияние Войска Запорожского. По крайней мере, если судить по той карте, на которой указаны так называемые "пикеты"(не ошибаюсь? нет карты перед глазами) или караулы. Чтобы однозначно утверждать, необходимо серьезное изучение архивных источников. И только. Все остальное - от лукавого. Или от незнания.
Тем не менее, помнится, земли, простиравшиеся вдоль Казенного Торца южнее р.Дальней Беленькой, сын Степана Таранова, будучи на государевой службе (принимал активное участи в организации известного путешествия Екатерины II в Крым) и не находясь уже в здешних местах, получил, судя по документам (нет у меня перед глазами, пишу по памяти), после уничтожения Сечи - в период раздачи пустующих бывш. запорожских земель. Значит ли, что эти земли до 1774 года принадлежали запорожцам (по крайней мере, на них не распространялась ни власть Тора, ни Бахмута)? Возможно. Если с этим согласятся, опираясь на документы, историки, тогда можно будет утверждать, что хотя бы часть нынешней территории Краматорска находилась на землях Войска Запорожского. И на правой, и на левой стороне Казенного Торца, где в конце 18 века Тарановы основали Красноторку.
Чертовски интересная страница в истории нашего региона.
В моем распоряжении не было достаточного количества архивных документов, которые хотя бы мало-мальски пролили на нее свет. Прежде всего, потому, что я не ставил перед собой цель разрабатывать именно эту тему: меня интересовал исключительно тот клочок земли, на котором потом вырос Краматорск. Ну, может, чуточку шире... Документы, которые мне удалось найти в архивах, дали мне возможность написать в 90-е гг. следующее:
"Расформирование слободских полков и учреждение Слободско-Украинской губернии в 1765 году лишний раз подтвердило серьезные намерения российского правительства, стремившегося к упрочению положения своего государства у южных границ. Объезды запорожцами границы показали, что и в порубежье со Слободской Украиной далеко не все ладно. В частности, в местах, расположенных по соседству с Изюмской провинцией. Не обошлось и здесь без выяснения отношений. Ведь каждая из сторон имела свое представление относительно мест прохождения пограничной черты. Довольно красноречиво свидетельствует об этом обнаруженное в Центральном Государственном историческом архиве Украины “Дело по Указу Слободской губернии вотчинного департамента о учинении Изюмского комиссарства города Изюма ( з жителями ) и слободы Тору жителям с смежествующими Войска Запорожского казаками в земляных дачах разводу” 83.
Для решения вопроса о “полюбовном разводе” земель Войска Запорожского и Изюмской провинции указом вотчинного департамента Слободско-Украинской губернии от 19 сентября 1768 г. был назначен изюмский комиссар Алексей Быстрицкий. Ему было велено отправиться к верховьям речек Орель или Кальмиус, где, по сведениям губернской канцелярии, мог находиться уполномоченный от Войска Запорожского полковник Афанасий Колпак, и вступить с ним в переговоры 84.
При встрече с полковником Колпаком депутаты от Изюмской провинции должны были “истребовать от их стороны на владение подлежащих наставлений и рассмотря по оным стараться обще в смежных Войска Запорожского з здешнею провинциею владениях полюбовный развод зделать” 85. Странное дело: от Быстрицкого в категоричной форме требовалось, “чтоб из стороны сей провинции (Изюмской — В.К.) правильного и старинного владения в обиду здешних жителей чего-либо отойтить не могло” 86. Похоже, чиновники вотчинного департамента не собирались уступать запорожцам ни пяди земли, занятой на то время слободскими помещиками и обывателями. Тем самым, предстоящие переговоры заведомо обрекались на неудачу. Впрочем, отрицательный исход встречи тоже был предусмотрен в указе. Во время переговоров комиссара обязали руководствоваться грамотами и наставлениями. Прежде, чем отправляться в путь, он должен был их “истребовать” от сотника Ивана Фесенкова, который до этого также являлся депутатом, но только при “разводе” земель Изюмской и Екатерининской провинций 87. Последняя, как известно, входила тогда в состав соседней — Новороссийской — губернии.
В переговорах с запорожцами предполагалось участие нескольких депутатов от Изюмской провинции. В качестве депутата и первого помощника Быстрицкому рекомендовали включить в состав делегации уже известного нам Степана Адамова. Демонстрируя служебное рвение, в рапорте комиссар поторопился заверить вотчинный департамент, что “на вышеописанные урочища реку Орель или Кальмиус, где полковника Колпака сискать могу, з полковым хорунжим Адамовым ... сего течения 20 числа отъехал” 88. На самом деле вышло по-иному. Адамов отказался ехать с Быстрицким на встречу с запорожцами. В рапорте от 24 сентября комиссар вынужден был исправить свою оплошность и коротко сообщить: Адамов по болезни ехать не может 89.
На Адамова губернские власти рассчитывали неспроста. Тот имел земельные владения в местах, близких к порубежью, и в Харькове, видимо, рассчитывали, что депутат будет лично заинтересован в благополучном исходе переговоров. Кроме того, были и другие, не менее серьезные аргументы. Во-первых, бывшего полкового хорунжего прекрасно знали в Изюмской провинциальной канцелярии и могли положиться на него в столь ответственном деле, как намечаемые переговоры. Во-вторых, Степан Адамов обладал опытом недавнего “развода” земель между Изюмской и Бахмутской провинциями. Этот опыт, безусловно, мог пригодиться в ходе спорного разбирательства с запорожцами.
О том, что С. Адамов “разводил” земли Изюмской и Бахмутской провинции, нам стало известно из рапорта в Изюмскую канцелярию, написанного самим хорунжим. В нем же детально изложены обстоятельства, по причине которых предложение Изюмского комиссара ехать в степь, чтобы встретиться с запорожцами, было Адамовым отвергнуто. Поскольку этот документ касается одного из действующих лиц краматорской предыстории, остановимся на его содержании более подробно.
Объясняя в рапорте причину своего отказа, Адамов, прежде всего, сослался на указ Слободско-Украинской губернской канцелярии. Согласно этому указу Степан Адамов, ротмистр Корнилий Капустянский и некий протоколист Тимошенков состояли “с прошлого 1766 году з декабря м( еся )ца в поставке на казенные кабаки горячего вина” 90. Помещик подчеркивал, что, при этом, его заботила не сколько личная выгода, сколько желание выполнить государственный заказ. В рапорте эту мысль он выражал так: “...Как яко мы ни с какого прибытка, но только к приращению государственного интереса” 91. Подряд предполагал поставку ( каждым из трех названных ) четырех тысяч ведер “горячего вина” в Тулу. Его размещение здесь, в Тору, было выгодно казне, потому что каждое ведро “вина”, купленное у торских помещиков, обходилось государству в 74 коп., а вне этой поставки губернская канцелярия закупала то же количество стоимостью в один рубль пять копеек. Получалось, что, берясь выполнить подряд, один только Адамов “противо тех продаж” терпел убыток в тысячу рублей. Это была огромная по тем временам сумма. Следовательно, никто, читая рапорт, не мог заподозрить Адамова в обмане или корысти в отношении государства, чей интерес для него был превыше всего. Так вот, к сентябрю 1768 года Адамову удалось выполнить поставку только наполовину. Правда, проблема заключалось в другом.
Срок выполнения подрядного договора составлял два года. На протяжении этого времени, в силу указа, Степана Адамова никто не имел права “в земские службы и ни в какие посылки употреблять и ставить”. И вдруг, будто с неба, на него свалилось предложение Быстрицкого, санкционированное Изюмской канцелярией. На дворе стоял сентябрь 1768-го. Более двух месяцев за Адамовым еще сохранялось право неприкосновенности! Он и воспользовался этим правом. Сославшись на указ от 1766 г., бывший полковой хорунжий написал в рапорте, почему он отказался ехать с Быстрицким на переговоры с запорожцами, а в довершение добавил: “К тому ныне я состою болен, так, что и из двора не исходываю, зачем по нынешней стуже ехать в те степные места никак не могу” 92. Рапорт Адамов закончил просьбой: ”Того ради Изюмской провинциальной канцелярии покорно прошу за предписанными обстоятельствами и за болезнью от той командирации меня уволить; и дать мне льготы, хоть на два года, как то и выше показано, что тот подряд мой состоит не для прибыли моей, но к приращению интереса, дабы не быть мне в крайней обиде” 93.
Судя по всему, Изюмская канцелярия оставила Степана Адамова в покое. На страницах документа, где отражено дальнейшее развитие событий в этой истории, его имя больше не упоминалось.
Неожиданное осложнение, возникшее на пути к переговорам, не смутило комиссара Быстрицкого. Не получив согласия Адамова участвовать в переговорах, он покинул Тор и в сопровождении довольно многочисленной группы всадников отправился в сторону запорожского зимовника Барвинкова Стенка.
Всадники двигались вдоль урочища реки Сухой Торец. Долго ехать не пришлось. Встреча с запорожцами состоялась раньше, чем они предполагали. Представители обеих сторон съехались близ устья речки Бычок, впадавшей в Сухой Торец с южной стороны. Запорожскую депутацию возглавлял полковник Колпак. С ним были “старшина” и казаки.
В соответствии с указом, Алексей Быстрицкий потребовал, чтобы полковник Колпак представил ему “укрепления” на земли Войска Запорожского. Тот приказал стоявшему рядом старшине Богдановскому зачитать копию с универсала, данного когда-то гетману Богдану Хмельницкому польским королем Стефаном Баторием. Согласно универсалу, запорожские земли по левую сторону от Днепра ограничивались речкой Орелью, а далее — линией, условно соединяющей “вершины” речек Орель и Кальмиус с устьем Дона. Какие-либо иные подробности относительно прохождения границы в королевском универсале не значились. В связи с этим, позднее Быстрицкий отметит в своем рапорте: “Впадающих же в реку Донец речек и никаких урочищ, что им (запорожцам — В.К.) владеть не показано” 94. Вероятно, на это же обстоятельство он указал во время переговоров и Афанасию Колпаку. В ответ на его замечание, запорожцы уточнили, что граница их владений проходит “по урочищам с вершины Орели, на усть речки Бритай, впадающей в речку Береку, а с оною Берекою в реку Донец, а от устья того Бритая чрез Велику Комышеваху, на тополю, которая стоит в могиле между вершиной, вышедших с Торца балок Бобровой и Курульчиной, а от той тополе на рог леса Черкаского, а от рога Черкаского и речки Торцу на урочище Серкову Гатку и чрез речку Торец на усть речки Казенного Торца, а от того устья Торецкого на вершину Кальмиюса и до устья реки Дону” 95. Как видим, последовавшее уточнение доказывает, что в районе Сухого и части Казенного Торца Войско Запорожское ограничивало свои владения Торской оборонительной линией, устроенной по решению русского правительства в 1684 году, в основном, силами казаков Харьковского слободского полка 96.
Указанный рубеж явно не устраивал депутатов от Изюмской провинции, и об этом они тут же, во время встречи, заявили запорожской делегации. Тогда запорожцы выдвинули компромиссный вариант “полюбовного развода” своих и изюмских земель. Он сводился к следующему: линия границы должна была протянуться “с вершины той же речки Орели и на тополь, а от тополь на усть речки Курулчиной и чрез речку Торец ( Сухой Торец — В.К. ) на речку Маячку, на хутор Бахмутского конного казацкого полку козака Данила Мораховского, а от того урочища чрез Грузкую на вершину Кальмиюса” 97.
Изюмчане не пожелали согласиться и с этим предложением. По утверждению Быстрицкого, такой вариант был чреват для Изюмской провинции отводом никогда ( “изстаре и до 765 года” ) не принадлежавших запорожцам земель “с поселением до пятидесяти хуторов владений по речке Торцу, с упадающими в ту речку Торец с обоих сторон речками ж и балками; по примеру в длину более тридцать, а по перечнику двадцать верст” 98. И снова в рапорте от 2 октября Алексей Быстрицкий замечал: ”... А оне толки изстаре и до 765 году владели и ныне владеют речками Орель и Самарью с их вершинами до вершин смежных Изюмской провинции владению речки Торца и выходных с оной речек же Локновахи, Бычка, Маячки и Грузкой...” 99. Заканчивая отчет о состоявшихся переговорах, комиссар подвел итог: “... И затем с ним, полковником Колпаком, и с будущими при нем полюбовного развода не учинено” 100.
Переговоры завершились. Они прояснили позиции обеих сторон, но конкретного результата не дали. Рапорт комиссара Быстрицкого поступил в Изюмскую провинциальную канцелярию, где, по прочтению, на нем появилась резолюция: “Докладывано октября 2 дня. Приказали: понеже, как из рапорта комиссара Быстрицкого значит, вышепоказанной Войска Запорожского полковник Колпак з будущими при нем присвояет во владение здешней провинции дач немало с крайней здешним жителям обидою, зачем и полюбовного разводу сделать не можно; и для того об оном на указ прописанием того репорта в Вотчинный департамент отрепортовать...” 101.
Встреча Быстрицкого и Колпака обострила земельные споры между администрацией Слободско-Украинской губернии и Кошем Войска Запорожского. Низовой Кош направил соответствующую промеморию в губернский Вотчинный департамент. Копия промемории была препровождена в Изюмскую провинциальную канцелярию, а оттуда — в Изюмское комиссарское правление. От него потребовали письменное “доказательство” принадлежности спорных земель Изюмской провинции, на которых изюмские обыватели и помещики населили хутора. Чтобы решить этот непростой вопрос, Изюмское комиссарское правление снова обратилось за помощью к так называемым поверенным, выбранным “от общества”, и к войсковым обывателям — старожилам города Изюма и войсковой слободы Тор.
И те, и другие собрались в правлении в январе 1769 года: изюмские — Мартын Торяник, Михайло Мережко, Василь Лобода; торские — Андрей Журавель, Алексей Шестопал, Иван Петренко, Иван Бугай да Федор Коломиец. Выслушав текст промемории, присланной из провинциальной канцелярии, собравшиеся заявили: “... Та земля, на которой Изюмские обыватели хуторами поселились, точно принадлежит к владению Изюмской провинции, а не запорожскому войску, потому что и в поминаемой в той промемории данного Гетмана Богдана Хмельницкого тому войску в подтверждение грамоты ... короля польского Стефана Батория копии универсала, впадающих в реку Донец, не одной речки и урочища, ни кои Изюмские хутора, не показано, а написано только от вершины речки Орели и до вершины речки Кальмиуса, а оттоль на усть речки Дону; да и, кроме того, как те запорожцы были под турецкою областию, то оной Изюмской провинции от тих запорожцев владению отмечено было с запрещением через оное в их тогдашние владения въезжать под жестоким штрафом в Изюмские казенные работы” 102. В заключение, как следует из документа, изюмские и торские уполномоченные единодушно подтвердили: “... По которых урочищах и ныне полюбовный развод с тем Запорожским Войском учинить должны” ( то есть, в соответствии с универсалом польского короля — В.К. ) 103. С надлежащим в таких случаях тщанием “доказательство” было изложено на бумаге и отправлено в Изюмскую провинциальную канцелярию, а та, в свою очередь, известила о нем Вотчинный департамент Слободско-Украинской губернии. Решение уполномоченных не могло быть иным. Невозможно представить, как эти люди рубили бы сук, на котором сидели сами. Земли в районе слободы Тор они тоже считали своими: еще совсем недавно их деды, отцы и братья проливали за нее кровь, отражая набеги коварных степняков.
Упорство, с каким стороны отстаивали свои интересы в спорах о праве на владение пограничными землями, доказывая, где должна проходить линия границы, в частности, с Изюмской провинцией, свидетельствовало о том, что взаимными претензиями и даже переговорами дело не закончится.
После неудачных переговоров, так и не закончившихся “полюбовным” разводом земель ни в 1768, ни в 1769 гг., запорожцы перешли к активным действиям. Их вдохновителем в наших местах стал полковник Гараджа, который, как утверждают, незадолго до этого основал зимовник Барвинкову Стенку ( ныне г. Барвенково ) и, начиная с 1769 года, взялся деятельно выполнять решение Войсковой Рады относительно новосербского и изюмского порубежья. Нам доподлинно неизвестно, коснулись ли тогда “запорожские своевольства” владений местных помещиков: Адамова, Таранова и Шабельского. Пока мы можем лишь предполагать, что да — таки коснулись. В чем состояли эти “своевольства”, видно из документа тех лет. Его процитировал один из историков XIX века в очерке “Предсмертная поземельная борьба Запорожья”. Автор очерка сообщал: “На Гараджу жаловались, что он и его команды “жалованныя к г. Изюму и к другим к сей провинции местам по грамотам казенных войсковых обывателей и владельцов, состоящия за р.Донцом от крымской стороны в разных урочищах, очищенные здешними жителями от прежних неприятельских набегов ... земли и всякие угодия отымают, к снятию насеяннаго на той земле хлеба и к косьбе сена не допущают, ездя вооруженную рукою, в немалом числе людей, обывателей, сгоняя из населенных ими в давних годах хуторов, бьют, грабят, и на той их земле целыми слободами населяют, принимая в уважение бежавших с разных мест и большею частию по смежности от здешних помещиков подданных, также и казенных обывателей, которые, тамо живучи, никакого государственного дохода не платят” 104. Эту жалобу изюмские “владельцы” изложили в своем доношении в Сенат в декабре 1772 года 105.
В дальнейшем переписка с Кошем, взаимные нарекания и жалобы продолжались. “Ме-мории” с Изюма регулярно попадали на стол губернатора Слободско-Украинской губернии Е. Щербинина, тот писал в Сенат или Кошевому атаману П. Калнышевскому... В свою очередь, запорожцы отвечали, что многие претензии слобожан беспочвенны или сильно преувеличены. Словом, каждая из сторон доказывала свою правоту. Между тем, тучи сгущались. И сгущались они над головами тех, кто пытался защитить право своего народа на свободу и независимость.
Жалобы на запорожцев продолжали поступать в слободскую канцелярию и на протяжении 1773 — 1774 гг. В конце 1774 г. терпение у Щербинина, кажется, лопнуло, и он предложил изюмскому воеводе выбрать “достойнаго человека и хорошаго во всем сведения” из числа офицеров и направить его депутатом от имени губернатора Слободско-Украинской губернии “с просьбой к ея императорскому величеству и в правительственный сенат”. Щербинин посоветовал воеводе собрать с изюмских обывателей 100 четвертей ржи, продать их, а вырученные деньги выдать посылаемому в С.-Петербург депутату на “тамошнее его содержание”. При этом, он рекомендовал изюмскому обществу снабдить депутата доверенностью “в искательстве о тех обидах и разорениях” 106.
В Изюме предложения главы слободской администрации, разумеется, восприняли как приказ, поэтому тут же приступили к их выполнению. Рожь с обывателей собрали, продали ее за 300 руб. и эти деньги вручили депутату, с кандидатурой которого проблем на этот раз не возникло. Судя по всему, в качестве материала для представления Щербинину, депутат получил на руки новую пространную “меморию”. В ней были изложены прежние жалобы на полковника Гараджу, утверждалось, что “оные запорожцы усиливаются владением жалованной земли до самой изюмской крепости, почему опасно, дабы с них некоторые по сущему своему воровскому состоянию не сделали нападения и не разграбили бы денежной казны”, а посему авторы жалобы просили то ли усилить имеющийся в Изюме воинский гарнизон, то ли дополнительно направить в крепость штатную роту солдат. В документе были названы новые имена предводителей, направлявших действия запорожцев. Руководство “злодеяниями”, кроме уже известного нам Гараджи, приписывалось полковнику Кулику, писарям Роменскому и Неживому. Текст “мемории” изобиловал подробностями. В ней указывалось количество похищенных запорожцами кур, яиц, свиного сала и т. п. Уже по традиции, ее составители выдвигали веский аргумент, дискредитирующий другую сторону: дескать, бежавшие от здешних помещиков подданные не платят казенные подати и долги, проживая в “их запорожских жилищах”. Авторы “мемории” в своих доводах зашли слишком далеко. Совершенно некстати они стали упрекать соседей за их бывшие переходы в “турецкое подданство”, заявляли о неблагонадежности запорожцев вообще 107. Словом, в ход были пущены самые разные, а, порой, и недипломатичные, аргументы. По мнению писавших, они должны были повлиять на правительство России таким образом, чтобы последовала реакция, выгодная слобожанам.
Кого же изюмчане назначили депутатом для поездки в Санкт-Петербург? Кому они доверили доклад императрице и Сенату по столь важному для них вопросу? Автор упомянутого очерка “Предсмертная поземельная борьба Запорожья” называет нам его имя: отставной капитан Таранов 108. Похоже, само по себе имя этого человека ни о чем не говорило историку прошлого века. Он и не заострял на нем свое внимание, поскольку цель его исследования состояла в другом. Однако, нам фамилия отставного капитана хорошо известна. У нас нет ни малейшего сомнения в том, что отставной капитан Таранов — это помещик Степан Сергеевич Таранов, основатель слободы Белянское — “прародины” будущей Краматоровки.
Назначение именно этого помещика депутатом для поездки к русской императрице и в Сенат с жалобой на земельные притязания запорожцев было отнюдь неслучайно. Имение С.Таранова находилось на значительном удалении от слободы Тор и врезалось клином в запорожскую территорию. В случае, если бы переговоры с Быстрицким завершились для запорожцев удачно еще в 1768 году, Таранов первый лишился бы здесь своих земельных владений. Таким образом, его личная заинтересованность в благополучном разрешении земельного спора с запорожцами, а также авторитет, которым он пользовался в Изюмской провинции, — вот аргументы, решившие вопрос в пользу его кандидатуры при выборе депутата, направляемого в 1774 г. в столицу Российской империи.
Желание украинского народа получить независимость было, что называется, не по нутру российскому правительству. И мы знаем, чем закончились, в конечном итоге, “Запорожские вольности” и земельные споры запорожцев: 3 августа 1775 года манифестом императрицы Екатерины II было объявлено об упразднении Сечи “с уничтожением самого имени запорожских казаков” 109."
Тогда, завершая эту тему, основываясь только на тех документах, которые были изложены выше, я сделал вывод, что Краматорск находился на исконных землях, принадлежавших запорожцам. Это был поспешный вывод? Судя по тому обилию источников, которые фигурируют в дискуссии в данной теме форума, мы очень мало знаем, чтобы делать столь однозначный вывод. Несомненно одно: на протяжении длительного времени власть, распространявшаяся на территорию, где ныне расположен наш город, не раз менялась. Я это теперь понимаю. Поэтому слово "исконный" применительно к землям, которые издавна принадлежали запорожцам здесь, на территории нынешнего Краматорска, наверное, слишком категорично, и можно лишь говорить об определенных этапах нашей истории, когда на указанную местность распространялось влияние Войска Запорожского. По крайней мере, если судить по той карте, на которой указаны так называемые "пикеты"(не ошибаюсь? нет карты перед глазами) или караулы. Чтобы однозначно утверждать, необходимо серьезное изучение архивных источников. И только. Все остальное - от лукавого. Или от незнания.
Тем не менее, помнится, земли, простиравшиеся вдоль Казенного Торца южнее р.Дальней Беленькой, сын Степана Таранова, будучи на государевой службе (принимал активное участи в организации известного путешествия Екатерины II в Крым) и не находясь уже в здешних местах, получил, судя по документам (нет у меня перед глазами, пишу по памяти), после уничтожения Сечи - в период раздачи пустующих бывш. запорожских земель. Значит ли, что эти земли до 1774 года принадлежали запорожцам (по крайней мере, на них не распространялась ни власть Тора, ни Бахмута)? Возможно. Если с этим согласятся, опираясь на документы, историки, тогда можно будет утверждать, что хотя бы часть нынешней территории Краматорска находилась на землях Войска Запорожского. И на правой, и на левой стороне Казенного Торца, где в конце 18 века Тарановы основали Красноторку.
Ищу видовые открытки до 1917 года.
